Настройки отображения

Размер шрифта:
Цвета сайта:
Ностройка изображения
Ностройка изображения

Настройки

Алтайдын Чолмоны

АЛТАЙЦЫ В ПРЕДОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРИОД

15.06.2018

Летом 1931 г. Л. П. Потапов (Леонид Павлович Потапов, в будущем доктор исторических наук, профессор, лауреат Государственной (Сталинской) премии СССР, крупнейший исследователь истории и культуры народов Южной Сибири) в порядке аспирантской производственной практики был прикреплен Институтом по изучению народов СССР к Ойротской комплексной экспедиции Совета по изучению производительных сил Академии Наук для собирания этнографических материалов в колхозах.

По результатам этой поездки была написана работа «Поездка в колхозы Чемальского аймака Ойротской автономной области». Она была напечатана в книге Акалемии наук СССР «Труды института по изучению народов СССР».
Население аймака по переписи 1926 г. составляло 5 274 человек. Из них алтайцы — 67.7%. Центром аймака было с. Чемал. Летом 1931 г. аймачный центр был перенесен на 5 километров ниже по течению р. Катуни, в с. Эликмонар.
До Октябрьской революции Алтай входил в число обширной Сибирской колонии русского капитализма и разделял участь остальных окраин царской России. Характеристику положения национальных окраин-колоний дал X съезд ВКП(б). «Национальное неравенство здесь до сих пор покоилось на исторически сложившемся экономическом неравенстве. Это неравенство выражалось, прежде всего, в том, что эти окраины России, находившиеся в положении колоний и полуколоний, насильственно удерживались в роли поставщиков всякого сырья, которое обрабатывалось в центре. Это было причиной их постоянной отсталости и мешало возникновению и тем более развитию промышленного пролетариата среди этих угнетенных народов».

При переходе алтайцев в русское подданство царизм признал за алтайцами право владения своими землями. Закон Сперанского 1822 г. подтверждал это и воспрещал самовольное заселение алтайских земель русскими. Русским разрешалось брать земли инородцев в оброчное содержание с согласия и по договору с обществами. Однако, границы алтайских владений указаны не были. В результате, местное начальство считало, что существующей пограничной Колывано-Воскресенской (Бийской) казачьей линии вполне достаточно для ограничения кочевий инородческих племен Горного Алтая. Но в 1825 г. к югу от этой линии русские образовали самовольно Алтайскую волость в количестве 21 поселка. С этого момента от алтайцев начинают поступать постоянно жалобы на захватнические действия русских. Русские колонисты забирали алтайские земли, распахивали пастбища. Алтайцы отодвигались вглубь гор. Особенно интенсивно заселялся Алтай с изданием «Правил русского оседлого населения в Горном Алтае». Это заселение поддерживало линейное начальство в целях укрепления русско-китайской границы. Захвату земель у алтайцев много способствовала Алтайская духовная миссия (осн. в 1828 г.). Оседлые селения Миссии возникают с 1830 г. (Улала, Майма, Чемал и др.). Миссия селила в свои селения крестьян, чтобы они способствовали переходу алтайцев к оседлости. Крестьяне охотно шли в привольные места. Крест был и символом и средством колонизации. Там, где миссионеры ставили крест, на 5 верст кругом запрещались моления некрещеных алтайцев и алтайцы-шаманисты вынуждены были отходить дальше.

Главными занятиями алтайцев были скотоводство и лесные промыслы (зверовый, сбор кедрового ореха и др.). Земледелие у алтайцев было развито слабо. Это убедительно доказывают цифры (1897 г.). Не имеющие посева составляли 51.1% хозяйств; с посевом до 1 десятины—29.3%; с посевом от 1 до 2.5 десятин—14.9%; от 2.5 до 5 десятин—3.5%; выше 5 десятин—6.1%.

Скотоводческие, середняцкие (тоже и земледельческие) хозяйства в основном были натуральными, слабо связанными с рынком. Скотоводческие хозяйства, байские и бедняцкие, обладали товарностью. Первые выбрасывали на рынок большое количество продукта и покупали рабочую силу, вторые продавали свою рабочую силу. Способ ведения хозяйства был экстенсивный с примитивной техникой и слабым разделением труда. Алтайцы разводили крупный рогатый скот, лошадей, овец, коз и сарлыков (як). Уход за скотом был крайне примитивным. Еще недавно большинство южных алтайцев не производило совершенно заготовки сена, предпочитая перегонять скот с летнего пастбища на зимнее и обратно. Местами траву косили горбушами, свивали в жгуты, развешивали их на деревья и зимой подпускали к ним скот. У северных алтайцев существовало настоящее сенокошение русскими литовками (косами), но до последних лет скот часто подпускался прямо к стогу.

К хозяйствам с товарным укладом нужно отнести помимо байских и бедняцких хозяйств и середняцкие охотничьи хозяйства таежной полосы, добывавшие пушнину и целиком отдававшие ее на рынок. Техника этого хозяйства была также примитивна. Еще до последних дней употреблялось кремневое и фитильное ружье, самострелы, загороди и различные самодельные, деревянные ловушки спускного устройства. Товарные отношения, проникавшие в алтайское хозяйство, требовали развития производительных сил, а русская колониальная политика тормозила их развитие. Русские торговцы сбывали алтайцам товары метрополии. Завозимые русскими товары, в общем, не улучшали методов ведения алтайского хозяйства, не подымали его техническую базу на более высокий уровень. Русская торговля в Алтае носила реакционный характер, поскольку она удерживала старые способы производства и выкачивала сырье. О хищнических методах русских торговцев уже много писалось и говорилось. Торговец начинал свое дело с посещения стойбищ, где заводил знакомства и давал товары в долг. Через некоторое время торговец ехал сам или посылал своего приказчика собирать долги: пушниной, орехом, скотом, кожами, волосом, медом и т. д. Если должник не мог уплатить долга сразу же, он обязывался привезти его на ярмарку. Значение этих ярмарок для торгашей было огромно. Ярмарки сокращали им расходы по передвижению по тайге. Должники везли долги на ярмарку, брали в кредит новый товар. Ярмарки же способствовали еще и тому, что делали некоторых торговцев монополистами района. Таким образом, натуральный обмен помогал купцам сперва налаживать знакомство; следующей стадией был торговый кредит — главный источник обогащения, так как почва для получения долга была подготовлена.

С ростом товарных отношений и разложением натурального хозяйства у алтайцев все большее и большее значение приобретают кредитно-денежные операции. Купец пред¬почитает расплачиваться за сырье деньгами и товары продавать так же на деньги. Нужда в деньгах у алтайца-скотовода и охотника обостряется по мере втягивания в рыночные отношения. Особенно она повысилась с того момента, когда царское правительство перешло на собирание податей деньгами вместо ясака пушниной. Алтаец платил следующие налоги: 1) подать (вместо ясака) с ревизской души, 2) подушную подать, 3) губернский земский сбор, 4) сбор частной волостной повинности, кроме того на содержание родового управления и пр. Внедрение денег, как необходимого элемента в алтайское хозяйство, с одной стороны, усилило его разложение, с другой стороны, послужило источником новой, ростовщической эксплоатации. Алтайцу стали ссужать деньги под проценты как русские торговцы, так и свои.

Как быстро и легко обогащались русские торговцы на Алтае, видно из двух примеров. В 1853 г. начальник алтайской миссии официально писал, что «например, 1 топор или старые сапоги, данные русским чело¬веком в долг кочевому инородцу, года через четыре вырастают в сторублевого коня, а вскоре и в целый табун, который неробкие торговцы и угоняют без дальнейших толков, объявив через людей хозяину, что скот угнан такими то. 1 пуд ячменя года через два вырастает в 25 пудов ореха или еще более. Таким образом, ныне едва ли не все леса с их орехами и белками запроданы русским за несколько лет вперед, так же как дикие пчелы и прочие промыслы. Инородцы — вечные рабы лукавых заимодавцев».

Вот еще один пример, в достоверности которого сомневаться не¬возможно. В журнале Томского губернского правления (20 марта 1854 г.) говорится, что инородцы Бийского и Кузнецкого округов сделались «неоплатными должниками торговцев и впали в полную их зависимость. Те же торговцы вывозят ежегодно из принадлежащих инородцам лесов в огромном количестве кедровые орехи, заводят в зверопромышленных местах пчелиные пасеки и поселения и тем отнимают у инородцев возможность пользоваться местными способами промышленности. Оба эти обстоятельства ввергают инородцев в крайнюю бедность, лишают их всякой возможности образования и вредно действуют на их нравственность.

Эти документы в сдержанной форме свидетельствуют о положении алтайцев с проникновением к ним торговых отношений. При столкновении товарного, денежного хозяйства с натуральным происходила борьба между товарным обменом и натуральным, в результате которой устанавливался кредит с высоким процентом. Дальше происходило следующее. Процент этот взимался не деньгами, а натурой, продуктами местного хозяйства, вследствие чего продукты обесценивались, так как цену устанавливал торговец, и отбирались «за долги». Отбирался и живой инвентарь — скот. Разложение натурального хозяйства заканчивалось разорением его, и самостоятельный хозяин становился сельскохозяйственным пролетарием. Это одна сторона процесса. Другая сторона этого процесса состояла в том, что вырастала своя национальная сельскохозяйственная буржуазия, которая вела товарное хозяйство, торговала, пользуясь теми же кабальными методами, как и русские торговцы, занималась ростовщичеством. Обе эти группы развивались за счет середняцкой части алтайцев. Различные стихийные бедствия, например, гололедица, губящая скот, неурожай зверя и кедрового ореха, выбрасывали середняков, скотоводов и охотников в ряды сельскохозяйственных пролетариев.

Можно считать, что разложение алтайского натурального хозяйства шло по линии вторжения русского торгового капитала (причем характерной чертой этого вторжения была принудительность сделки и установление кредита с высоким процентом) и по линии развития товарного хозяйства. Выше еще указывалось и на введение денежной оплаты податей, что также имело принудительный характер и оказало большое влияние на разложение натурального хозяйства, так как усиливало развитие обмена. Теперь посмотрим поближе, каким было само алтайское общество, какова была его общественная структура. Материалом для суждения об этом могут служить данные алтайской статистической экспедиции 1897 г., командированной начальником Алтайского округа для выяснения вопроса как «о численности населения, так и общих условий, в коих оно находится».

Прежде всего, необходимо установить, как обстояло дело у алтайцев с имущественным неравенством. В. И. Ленин в работе «Развитие капитализма в России» указывал, что возникновение имущественного неравенства среди крестьянства нельзя рассматривать как «простую диференциацию», он писал: «несомненно, что возникновение имущественного неравенства есть исходный пункт всего процесса, но одной этой диференциацией процесс отнюдь не исчерпывается. Старое крестьянство не только «диференцируется», оно совершенно разрушается, перестает существовать, вытесняемое совершенно новыми типами сельского населения — типами, которые являются базисом общества с господствующим товарным хозяйством и капиталистическим производством». Товарные отношения, разлагающие натуральное хозяйство, служили углублению классовой диференциации и у алтайцев. Алтайская статистическая экспедиция обследовала 5 637 кочевых и полу¬кочевых хозяйств алтайцев. Сразу бросается в глаза резкая неравномерность в обеспеченности этих хозяйств крупным рогатым скотом и рабочими лошадьми.

Сопоставим указания исследователей, работавших на Алтае и встречавших алтайцев-богачей, владевших огромными стадами. Так кн. Костров видел табуны отдельных богачей в 10000 лошадей. Радлов по р. Урсулу встретил теленгита, имевшего 6 000 голов скота, а на р. Чуе попадались богачи, имевшие по 8 000 голов лошадей и 1 000 голов крупного рогатого скота. Ядринцев называет богачей теленгитов, имеющих 2 000 лошадей и 1 000 го¬лов крупного рогатого скота. Анохин знал алтайцев Пашка и Jaroја, скот которых исчислялся от 15 000 до 25000 голов. После сказанного не остается сомнений, что здесь мы имеем дело не просто с «диференциацией» хозяйства по обеспеченности, а с процессом перерождения хозяйства, процессом довольно острым и глубоким.

32.9% хозяйств не обеспечены достаточно крупным рогатым скотом, а мы знаем, что этот вид скота у алтайцев являлся основой питания. Стало быть, 32.9% алтайских хозяйств не могли прокормиться своим скотом (сюда входит и 8.2% совершенно не имеющих крупного рогатого скота), а 67.4% алтайских хозяйств не были достаточно обеспечены и рабочими лошадьми. Отсюда становятся понятными и те местные, своеобразные формы эксплоатации, например, аренда молочного скота, лошадей под съезд, и то, что 12% алтайцев продавали свой труд за бесценок в качестве пастухов и работников батраков.

Недаром один из участников алтайской статистической экспедиции П. М. Юхнев пишет про заработок пастухов: «большую долю пастухи получают в виде продуктов, а затем самый расчет обесценивается той системой уплаты, какая существует здесь при всех наемных операциях — этой системой пожизненного кредита, при посредстве которого работодатели эксплоатируют всякий труд туземного обитателя края»; или еще: «только зная условия найма в Алтае, особенно широко практикуемые при эксплоатации труда инородца, нельзя говорить о величине годового заработка этого промысла (продажа труда. Л. П.), все операции которого зиждутся на тяжелом кредите, на высокой предпринимательской прибыли работодателя, на невежестве и нищете представителя труда». Бросаются также в глаза потенциальные производственные возможности хозяйств, исчисляющих скот тысячами и десятками тысяч голов, стада которых легко могут быть превращены в капитал.

Тот же П. М. Юхнев сообщает: «кроме профессиональных пастухов существует целая категория сроковых, поденных и сдельных рабочих, у которых в ряду различных отраслей их труда известную долю составляет занятие пастьбы скота». Таким образом, можно констатировать, что уже в конце прошлого столетия у алтайцев был, с одной стороны, сельскохозяйственный пролетариат, не имеющий своего хозяйства, и беднота, имеющая избыточную рабочую силу, с другой стороны, — байство. Те и другие уже в то время являлись носителями новых капиталистических отношений, что подтверждается наймом чужой рабочей силы в кочевом скотоводческом хозяйстве. Стало быть, к тому времени капитализм успел проникнуть и в Алтайские горы. Важным аргументом, свидетельствующим о наличии капиталистических отношений в алтайском обществе, является существование своего, выросшего из национальной среды, скупщика, который известен у алтайцев (по крайней мере северных) под названием «таныш», что значит «знакомый, приятель».

Таныш скупал у алтайцев преимущественно пушнину и орех и вывозил их крупными партиями на ярмарки, где перепродавал крупным сибирским купцам. Таныш был организатором хищнического способа производства в пушном и ореховом промыслах. Капиталистическая эксплоатация танышем была опутана прежними докапиталистическими отношениями и протекала в неразвитой, примитивной, а через это еще в более хищнической форме. Таныш давал беднякам ружье, лошадь, огнестрельные и съестные припасы и посылал их в тайгу промышлять пушного зверя. Половину добытой пушнины бедняк отдавал танышу за средства производства, вторую половину продавал ему за деньги, а чаще обменивал на товар. Все цены устанавливались танышем, который являлся монополистом района. Таким образом, всю добытую пушнину бедняк отдавал танышу почти даром. Середняк охотник нес пушнину и ссыпал орех также танышу, или русскому скупщику, так как продать в тайге больше было некуда. Таныш старался произвести расчет товаром так, чтобы производитель остался «должником» таныша и законтрактовал бы танышу добычу следующего сезона. Насколько выгодны были эти операции танышей, видно из того, что таныши имели в селах или улусах каменные и деревянные двухэтажные дома, крытые железом, и что они делили тайгу между собой по районам во избежание конкуренции. Однако это, конечно, не значит, что конкуренции не было.

Таныш являлся не единственным носителем капиталистических отношений. Из других социальных типов алтайского общества к этому типу нужно отнести еще: 1) Парышту-бай — ростовщик. Главное богатство видел в деньгах. Ссужал население деньгами под проценты. Брал от 10 до 20%. Например: Микишкин в урочище Урласпак брал 10 коп. с рубля. Такачаков Николай (уроч. Калбажак) и Тыдыков Павел (урочище Куюм) брали 20%. Процент этот назывался «парыш». Наряду с ростовщичеством эти баи вели и торговлю и, кроме того, эксплоатировали население и другими способами. 2) Титу-бай — «вонючий бай»—бай скряга. Такой бай обычно скверно питался и одевался, копил деньги и довольно бойко торговал.

Наряду с этим отметим вкратце и докапиталистические отношения у алтайцев. Наиболее распространенной формой таких отношений является «полыш», что значит «помощь». Возможно, что эта форма удержалась с того времени, когда алтайцы еще жили родовым строем, пережитки которого у них сохранились до последних дней (в родовых названиях, брачных и семейных отношениях, в религии). Однако, в настоящее время содержание этой формы ничего общего с родовой помощью не имеет, хотя и маскируется ею. Сущность «полыш» состоит в том, что богач, имеющий много крупного рогатого скота, или лошадей, или овец, раздавал их бедноте в аренду. Этим бай избегал расходов по заготовке лишнего сена и найма пастухов и обеспечивал себе доход. Полыш давался на следующих условиях. Дойных коров отдавал «бесплатно», чтобы только бедняк прокормил корову, отвечал за ее сохранность, вернул бы приплод (в годовом возрасте) и «помог бы» баю в работе по хозяйству (сено косить, или дров заготовить и т. п.). Лошадей давали за 5 рублей в год; берущий обязывался кормить лошадь, отдать приплод и считал себя обязанным отблагодарить «благодетеля» и помочь ему в работе по хозяйству. Овец брали бедняцкие, иногда и середняцкие хозяйства, особенно нуждавшиеся в шерсти, и за это выполняли для бая разнообразные работы по его хозяйству, часто целой семьей. Эти по существу крепостнические отношения прикрывались и укреплялись еще и родовыми традициями. Батраку внушали, что «стыдно» переходить от своего родового бая к баю другого рода. Если маломощные хозяйства прибегали к «полыш» и, платя за это отработками, вели до известной степени самостоятельное существование, то наряду с ними были совершенно необеспеченные скотом хозяйства, которые путем незначительных услуг, оказываемых им баями, прикреплялись к байским хозяйствам. Они ставили свое жилье вблизи байского жилья, работали исключительно на бая всей семьей, не имея самостоятельного хозяйства, получая за свой труд ничтожные средства существования, и были связаны с баем настолько прочно, что совершали вместе с ним кочевки, являясь по существу его полукрепостными батраками. Оторваться от «благодетеля» было делом трудным, почти неосуществимым, ибо перейти к другому баю не только «стыдно», но и невозможно, так как большого рынка труда не было, а перспектива пойти в батраки к русскому зажиточному крестьянину была еще менее заманчивой.

Носителями этих отношений являлись преимущественно «укту-бай» — почетный, родовой, потомственный бай, они назывались кроме того «полышту-бай». Эти баи вели в значительной мере натуральное хозяйство, а главное богатство видели в скоте. Их постоянная забота была об увеличении поголовья скота. Торговлей систематически не занимались, продавали лишь от поры до времени часть своего постоянно увеличивающегося стада. Стада их были огромны. В народе они слыли за благодетелей и пользовались большим влиянием, с ними весьма и весьма считалась и административная местная верхушка—это были «лучшие люди». Характерной чертой для них является владение (фактическое конечно) огромными пастбищами, приобретенными захватным путем. Юридически пастбища считались «общими» алтайскими. Я думаю, что этот тип баев — это помещики, начавшие формироваться еще на стадии разложения родового строя. Они, в значительной мере, являются блюстителями родовых отношений, задавая в этом отношении тон населению. По мере развития товарного хозяйства они втягивались на капиталистический путь развития, по которому неминуемо пошло бы алтайское общество, если Октябрьская революция не освободила бы алтайцев от этой необходимости. Это можно подтвердить на примере «укту бая» Суулукова Санабая, жившего по р. Куюму (правый приток Катуни) и других. Отец Санабая — Суулуков Чочуш был типичным «укту-баем». У него было много скота. Свыше 100 дойных коров он отдавал в «полы», давал также и лошадей. Около Чочуша «жили и питались» его беднейшие сородичи, фактически находившиеся от него в полукрепостной зависимости.

Чочуш пользовался отработками довольно широко. Покос ему ставили преимущественно «благодарные» должники. Чочуш объявлял, что тогда-то у него состоится «день долга», и в этот день к нему съезжалось столько народа со своими литовками и вином (из молока), что выкашивали покос в один день. Чочуш колол скотину, варил и угощал работавших мясом и вином, на этом заботы Чочуша о сене и кончались, уборка производилась таким же образом. Чочуш вел в основном натуральное хозяйство. Его сын, Санабай, уже доил коров при помощи батраков, хотя и родственников (батрачки доярки назывались yizarqa kizi), а не отдавал в «полыш». Молоко пропускал в сепаратор и делал масло для продажи. Покос убирал машинами, применяя опять таки батрацкий труд. Кроме того Санабай торговал.

Скажу коротко несколько слов о зайсанской административной верхушке, которая постепенно сделалась проводником интересов русского капитализма и была тесно связана с полицейской властью. Зайсаны и демичи (их помощники) являлись представителями капиталистической эксплоатации. Они помимо административных дел вели обширную торговлю, закабаляли население и, как правило, были богатыми людьми. Источником их богатства являлось административное положение, эксплоататорская деятельность. Например, зайсан Комляжской волости Тобоков Михаил Васильевич в свое время был по социальному положению бедняком. Сделавшись зайсаном, он быстро разбогател. В черневых, таежных волостях, среди лиц, скупающих кедровый орех, первое место принадлежало зайсану Тобокову М. В. Он скупал 1/л урожая тайги (до 4000 пудов) ореха, не говоря о пушнине и скоте, которые он также скупал. У него было не¬сколько торговых резиденций в различных селах и много амбаров в тайге.

Когда ясак был заменен денежной податью, зайсаны продолжали собирать подать пушниной, затем продавали пушнину на рынке с прибылью, подать сдавали деньгами в размере требуемого оклада, а остальные деньги клали себе в карман. Демичи раньше платили подать за тех членов своего рода, у которых к моменту сбора не оказывалось требуемой окладом суммы, но только в том случае, если, по мнению демичи, человек этот «надежный» или «верный» (по алтайски pydymcyly). За это должник воз¬вращал долг (а1ьш), чаще не в денежной форме, а в натуральной — скотом или пушниной и угощал демичи вином.

После всего сказанного не остается сомнений в том, что алтайское общество было классовым обществом, чего не замечали или не хотели заметить буржуазные исследователи Алтая, рассуждавшие о родовой общине, как «здоровой основе дальнейшего общественного развития». Основными формами эксплоатации алтайцев являлись: 1) рента продуктами (ясак) на основе присвоения продукта Российским государством, 2) отработочная рента (различные формы отработок, напр. Полыш, айбы и т. д.), 3) торговая прибыль или, другими словами, колониальный грабеж. Крепостнические отношения (часто в родовой форме) были у алтайцев преобладающими, хотя уже нарождались национальная буржуазия и сельскохозяйственный пролетариат — носители новых отношений. Следует еще добавить, что в 1904—1905 гг. народившаяся алтайская буржуазия (южных районов Алтая) выступает под влиянием и при участии китайского капитала (через его агентов, монгольских лам) в роли руководителя национально-освободительного движения алтайцев, вылившегося в религиозной форме — бурханизме. Это движение было направлено, с одной стороны, против русской буржуазии, с другой стороны, против разложившегося старого строя. Алтайская буржуазия сумела вовлечь в это движение и значительную часть южного трудового алтайского населения с помощью антирусских лозунгов, использовав, таким образом, национальную ненависть против русского колониального угнетения. Движение это было ликвидировано уездной властью.

На основании всего сказанного выше нужно признать, что капиталистические отношения уже проникли в алтайское хозяйство до Октябрьской революции. Хотя отношения эти еще не успели сделаться господствующими, тем не менее алтайское товарное хозяйство имело вполне закономерную тенденцию превратиться в хозяйство капиталистическое. Несомненно, что основной особенностью в развитии производственных отношений у алтайцев — перед Октябрем — была тенденция отделения от производителя средств производства. Это делало неизбежным для алтайцев переход к капитализму. Однако от этого алтайцев избавила Октябрьская революция.

Дикость и патриархальщина, господствовавшие на Алтае (как в результате колониальной политики царской России, так и благодаря отсутствию развитых путей сообщения, отдаленности от крупных рынков), весьма замедляли этот процесс капитализации, однако, ни в коем случае не служили непреодолимым препятствием, как это казалось некоторым близоруким исследователям, а, напротив, служили ему почвой для развития.

(Продолжение читайте в следующем номере «Родника»)

ТОП

«Баатырларыс ойгонып калды…»

(Башталганы 1-кы номерде) «Алтын-Эргек» кай чӧрчӧкти сценада «Ээлӱ кайдыҥ» турчыларыла кайлап отурыс. Ол тушта мениле саҥ башка учурал болгон. Кандый да ӧйдӧ сӱнем чыга бергендий, бойымды ӱстинеҥ тӧмӧн ајыктап турум. Топшуур согуп турганымды кӧрӧдим. Ол ло ок ӧйдӧ коштойындагы, алдыгы, ӱстиги телекейлерге јӱрӱп, олордо не болуп турганын, ондогы јӱрӱмди база кӧрӱп турум. Ончо ло бойым

Малдыҥ сӧӧк-тайагыла тудуш јаҥдар

Кыптунак Малды сойгон кийнинде эҥ ле озо этле кожо кыптунакты кайнадар учурлу. Јаак Эки јаакты айрыйла, бирӱзин тургуза ла кайнадар. Оноҥ башка эки јаак јадала, «арткан этти јип салар». Ол тушта этти јизе, курсакка бодолбос. (К. И. Санин) Кары Карыны энедеҥ јаҥыс бӱткен кижи јарбас керегинде албатыда чӱм-јаҥ бар. Оныла колбулу мындый кеп-куучын арткан: «Бир

Јаҥарыс бистиҥ Алтайга јаҥыланзын

Јаҥы Койон јылдыҥ бажында телеҥит јаҥарыс коштойындагы Алтай крайда профессионал студияда јыҥыраганын интернетле «нӧкӧрлӧжип» турган улус уккан-кӧргӧн лӧ болбой. Оны кӧргӧн кижиниҥ база ла катап «Улаган тыҥ!» деп, кӧксине чабынар кӱӱни келер. Бу узак јолды кӱчсинбей, Улаган аймактыҥ кеендикти, узанышты ла спорттыҥ албаты бӱдӱмдерин элбедер тӧс јериндиҥ башкараачызы Мерген Тельденовко, Алтай Республиканыҥ ат-нерелӱ артисттери Марина