Алтайдын Чолмоны

Алтай — это духовная миссия

03.06.2021

Алтайский биосферный заповедник — один из крупнейших в России. Здесь труднопроходимые таежные «джунгли». Но эти места обожают туристы и, вероятно, их поток будет только расти. К заповедным территориям в свое время присматривался бизнес и криминалитет. Как удалось наладить отношения с людьми и получить международное признание? Кто лучший рейнджер планеты и как избавиться от браконьеров? Что можно посмотреть на первой подводной экотропе в России, а для чего лучше ехать в Египет или Турцию, а не на Алтай? Рассказываем вместе с директором заповедника Игорем Калмыковым.

– Как Вы попали на Алтай?

– На Алтай никогда не собирался. Изначальная моя профессия — биолог-охотовед. И я, естественно, мечтал о Чукотке. Для меня это «дикие места». Алтай представлялся более «цивилизованным». Поэтому первое, куда уехал работать после учебы в институте — это Чукотский автономный округ, в охотинспекцию. И там мне нравилось.

Потом я вернулся в Казахстан (потому, что родом с Казахстана). Вынудили это сделать семейные дела. Поработав там, я впервые попал в «казахстанский Алтай» — Маркакольский заповедник. Это южный Алтай. По другую сторону Белухи. Я жил в очень маленьком таёжном поселке — Урунхайка. Отработав в Казахстане более 10 лет перебрался в Саяно-Шушенский заповедник Красноярского края. Там я работал инспектором оперативной группы, научным сотрудником, замом по науке, замом по общим вопросам. Сюда на Алтай приезжал один раз с экспедицией.

Здесь, в Алтайском заповеднике, при предыдущей администрации на тот момент был конфликт и кризисная ситуация. С министерства природных ресурсов РФ меня попросили посетить территорию, дать оценку и дать предложение, что можно сделать для разрешения кризиса. Я выполнил эту работу и подумал: «Места, в общем-то, неплохие». Они очень похожи на Западные Саяны. Но там Саяно-Шушенское водохранилище (некое антропогенное создание), а здесь больше дикой природы. Это мне понравилось.

Через год из министерства мне пришло предложение возглавить Алтайский заповедник (это было в 2007 году). У меня было всё очень хорошо отлажено в Саяно-Шушенском заповеднике. Я жил и работал там, как в фильме ВВС, занимался наукой, бродил по горам. Я не был директором, а был замом (это минимум ответственности, в сравнении с директором). Я был достаточно волен, были гранты, было хорошее снаряжение. Я больше жил в дикой природе, занимался изучением снежного барса и сибирского горного козла. И всё же я поехал на Алтай. Первое, с чем я столкнулся — это последствия кризиса и конфликта, который к тому времени уже здесь сложился.

Найти компромисс

– А какой конфликт был?

– Между местным населением и предыдущей администрацией заповедника. Могу сказать о результатах, которые дошли до уровня республики. Две комиссии из Министерства природных ресурсов РФ приезжали сюда для выработки рекомендаций. В том числе правительством Республики Алтай ставился вопрос о том, не перевести ли в национальный парк.

В результате конфликта взорван, подожжен катер на кордоне Байгазан, нападение на начальника охраны в селе Яйлю, сожжена инфраструктура на водопаде Корбу, попытка поджога конторы в Яйлю. Многие случаи были спровоцированы или инсценированы.

– Люди были недовольны действиями администрации? Им что-то не давали делать?

– Это заблуждение. С людьми просто никто не хотел говорить. Вот и всё. Считалось, что это неважно. Допустим, на водопаде Корбу не давали работать местному населению под разговорами о том, что «это заповедник и это нельзя». Но при этом там работали люди от одной из группировок. Я не буду называть, какой именно, но я знаю конкретно факт. Причём, многие вещи были не только спровоцированы, но и срежиссированы. И на фоне этого я начал работу: это 3 миллиона долга, арестованные счета и такая социально-психологическая обстановка. Могу сказать, что нам удалось изменить ситуацию. Благодаря местному населению, правительству Республики Алтай и руководителям Турочакского и Улаганского районов.

Просто с людьми никто не говорил и никто не пытался находить компромисс какой-то. Оказалось, всё спокойно: не было каких-то неразрешимых задач. И мы даже спустя год (в 2007 я пришёл, в апреле), в 2008-2009 году, получили международный статус «биосферного». А для того, чтобы его получить, нужно было иметь поддержку и местного населения, и властей. То есть, это говорит о том, что в нас поверили, и мы благодарны за то, что поверили.

– Вы упомянули биосферный статус, и еще заповедник является объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО. Что эти статусы дают? И какие сложности предполагают в работе?

– Эти статусы дают несколько привилегий или возможностей. Первое — повышение до мирового имиджа этих территорий. Я сказал «этих территорий», потому что во Всемирном природном наследии Республики Алтай — «Золотые горы Алтая» — пять объектов, в том числе Алтайский заповедник и Телецкое озеро. Это дополнительная защита этих территорий, и мы это прекрасно понимали. Я изначально (и мне уже поздно переделываться) эколог и природоохранник.

Второе, биосферный статус — это когда заповедник рассматривается не в отрыве от местного населения, которое проживает рядом или на территории заповедника. В идеале это должно быть гармоничное сосуществование. Не всегда это всё получается. Но это та цель, куда мы должны быть устремлены.

Мне вообще эта биосферная модель нравится. Я даже магистерскую защищал (это второе высшее образование было) по биосферным территориям на примере Алтайского заповедника: что я сделал на практике с командой-коллективом единомышленников. Конечно, не всё идеально, есть и проблемы. Сейчас недостаточное законодательство, которое нужно развивать. Не всё от нас зависит — что-то делается для биосферных территорий на федеральном уровне.

Биосферный статус дает возможность населению включиться в эту работу и участвовать — не быть оторванными от этих процессов. Причем, в биосферную территорию, как в территорию сотрудничества, вошли Улаганский и Турочакский районы. То есть, в этом случае Алтайский заповедник представляет собой ядро, вокруг которого вращается вся эта жизнь. И мы, с одной стороны, защищаем природу, не делая из нее неприступной «крепости», мы делаем так, что это население, которое вокруг нас, вовлечено и заинтересовано в сохранении этого ядра и территории.

– Как Вы привлекаете население?

– Первое: если о практических результатах, вот водопад Корбу. На водопаде Корбу местное население имеет возможность заработать деньги за туристический сезон. Это территория заповедника. Противники говорят, что заповедник отдали и весь растерзали. Ну, во-первых, по количеству туристов, мы даже не достигли уровня, что был в советское время. Второе: эксперты (и я раньше входил в эту группу Министерства природных ресурсов РФ) предполагают, что территории, на которых может развиваться экологический туризм, не должны быть более чем 5% от территории. Так вот у нас это «ноль-ноль-сотые процента». Потому что территория Алтайского заповедника просто огромная! Это почти 10% территории Республики Алтай.

Что это дает? В 2018-2019 году уровень официальной безработицы в селе Яйлю был равен нулю. Понятно, что скрытая безработица существует. И здесь два момента: некоторым неудобно ехать становиться на учет, но в большей степени всё-таки есть возможность заработать деньги. В том числе и на Корбу. На Корбу проект делался совместно с Всемирным Фондом дикой природы, привлекали архитектора. На совете в Яйлю (мы создали такой общественный совет в самом начале моей работы, мы хотели, чтобы прозрачность работы с местным населением была) выбрали как раз тех, кто работает на Корбу. Это был выбор местного населения.

Яйлю — остаться под крышей

заповедника

– А расскажите про Яйлю. Там же тоже есть свои противоречия — населенный пункт находится на территории заповедника.

– На территории Яйлю мы тоже дали возможность [зарабатывать]. Например, Яблоневый сад. В течение четырех лет общественный совет Яйлю эволюционировал в ТОС «Заповедное село» (территориальное общественное самоуправление). Это конституционная структура. Она зарегистрирована, имеет счет и имеет печать. Но это структура не Алтайского заповедника — это структура, которая представляет интересы именно местного сообщества.

К чему это привело? Во-первых, у ТОСов есть возможность получения грантов, дополнительных средств. ТОС «Заповедное село» получал даже президентский грант. Это ремонт клуба, уже создание ресурсного центра. Причём, в этом случае мы выступали как поддерживающая сторона, которая давала рекомендации. У того же ТОСа есть свой сайт, где рассказывается о селе Яйлю, есть информация о гостевых домах, в которых можно разместиться (кстати, это тоже возможность для местного населения в развитии экологического туризма, которую заповедник даёт).

Сады, которые есть в Яйлю, в свое время мы отстояли от захвата внешним крупным бизнесом. Но, естественно, возник вопрос: «Отстояли — хорошо. А дальше что делать?» Для заповедника сады не являются основной деятельностью. Если бы мы тратили туда деньги, это было бы «использование средств не по назначению». Это было бы служебное злоупотребление. Поэтому мы пошли по другому пути. Мы решили поддержать местную инициативу. Мы в садах видим не экономические какие-то выгоды, мы видим в них эколого-просветительскую идею.

Есть сады, есть участки, за которыми ухаживают местные жители. Они же принимают туристов, туристы могут собрать яблоки. Из яблок делаются различные натуральные продукты.

Мы договорились: «Пожалуйста, кто из местных жителей хочет взять участок сада, тот должен приводить его в порядок». И получает в результате доход. Надо сказать, что в течение этих четырех лет — на самом деле это получилось. Действительно, нашлись активные жители, которые взяли часть садов, оградили их (в том числе и электроизгородью) и ухаживают за ними.

Очень тяжелый труд — ухаживать за садом: его нужно пересаживать, делать обрезку и так далее. И действительно: сейчас и сок продают туристам свежий, и яблоки, и ухаживают за ним.

Так вот у тех, кто занят делом, не возникало желания «поднять хайп» и устроить скандал. Я как-то у них спросил: «Вы почему не скажете слово своё?». Они говорят: «Нам некогда, мы просто работаем. Мы заняты делом. Садом заниматься надо, а не говорить о нём». И сейчас есть часть сада, которую ещё можно взять для ухода. В большинстве случаев я смотрел выступления и комментарии некоторых лиц: никто из них не участвует в работе по уходу за садом, его восстановлению.

Село Яйлю находится на территории заповедника. И в связи с этим есть противоречие двух законов: закона об особо охраняемой природной территории и закона о местном самоуправлении.

У жителей действительно есть ограничение конституционных прав, но жители хотят быть «под крышей» заповедника. Почему? Потому что они считают, что это защита от возможного захвата этой территории какими-то крупными финансовыми структурами. Место очень привлекательное в этом отношении. С другой стороны, есть проблема, потому что развитие села наталкивается на ограничения, которые есть в законе об особо охраняемой природной территории.

– Приведите пример этих ограничений.

– Например, невозможно делать капитальный ремонт, невозможно молодой семье построить (даже пристроить) домик к родителям. Это всё ограничения. Невозможно увеличить огород. Всё это ограничивается. Есть исторически сложившиеся участки, на которых что-то делается. Мы, конечно, понимаем социальную ответственность и даём возможность развития «зелёного туризма», есть гостевые домики, которые можно использовать как летнюю кухню для туристов. Это доход. Мы понимаем, что если есть доход и экономически нормально живут местные жители, то тогда легче и природу охранять.

– Участвуете как-то еще в развитии поселка?

– По возможности мы стараемся искать проекты, которые как-то бы развивали поселок. Без этого невозможно. Хотим мы этого или не хотим. Мы говорили с вами о биосферности — для того, чтобы стать биосферным, мы писали программу для международного сообщества и ее принимали международные эксперты. И там была программа развития Яйлю как прототипа экологического поселения. Но экологического не в том плане, что «люди ходят в рубище и босиком», а с применением относительно современных технологий. Чтобы развитие шло с меньшим вредным влиянием.

Когда я пришел работать, в Яйлю была дизельная станция, которая на несколько часов давала свет. Стояла рядом с рекой Чеченек. Мы смогли привлечь туда многосторонний проект: это правительство Республики Алтай, компания «Хевел», компания «Солнечная энергия», Горно-Алтайский государственный университет. Мы смогли убедить, что проект солнечно-дизельной станции должен быть именно в Яйлю. И на тот момент это был первый проект в России подобного рода — электростанция дизель-солнечная. Разве это не шаг в сторону экологического поселения?

До этого (буквально за год) мы, благодаря одному из грантов, установили на всех кордонах солнечные панели. Они, конечно, были маломощные. Однако можно было зарядить рацию и иметь одну лампочку. Но мы это сделали, в том числе и демонстрационно. Чтобы и туристы, и жители видели, что есть такие технологии и можно двигаться в этом направлении. Другой проект, который был в селе Яйлю — появление мобильной связи. Нам помогло правительство Республики Алтай. Собственно говоря, на тот момент оно «Билайн» просто принудило это сделать. Потому что «Билайну» было невыгодно — недостаточно там населения, чтобы это всё окупалось.

Алтайский заповедник установил детскую площадку в центре села Яйлю. В центре, у берега, мы сейчас отделили и запретили проезд и ограничиваем подход туда водного транспорта. Для того, чтобы даже в этом селе центральную часть сделать «пешеходной». Чтобы люди могли отдыхать, а дети бегали и купались и не опасались автомобилей и катеров.

Следующее, что мы делаем (и нас пытаются за это критиковать люди, которые не видят будущего) — это первая в России экологическая подводная тропа. У нас есть первый во всей России дайв-центр, который находится на территории заповедника. Иногда говорят «зачем всё это?» — это нужно для развития внутреннего туризма, для развития тех форм, которые были, может быть, не развиты и уже сейчас к этому проекту есть огромный интерес.

Чем это интересно для местных жителей? Тем, что все приехавшие сюда туристы, дайверы, посетители размещаются у местных жителей и пользуются продукцией, которую выращивают местные жители на своих приусадебных участках, и мясом, молочной продукцией и так далее. Это всё дает развитие. Это постулаты и принципы экологического туризма.

Есть ли проблемы в селе? Конечно, есть. Представьте, что школа, клуб и жилье до сих пор находятся на балансе Алтайского заповедника. С одной стороны, мы должны выделять средства на содержание (потому, что это федеральное имущество), с другой стороны, это неэффективное использование, поскольку это не задействовано в работе самого заповедника. Эти проблемы мы как-то решаем. Слава Богу, это понимают в Министерстве природных ресурсов РФ. Понимают, что это не так просто решается.

Беседовала Яна Долганина

(«Тайга-инфо»)