Алтайдын Чолмоны

«Есть много пьес, к которым наш менталитет не готов и не привык…»

27.05.2022

Наш знаменитый земляк, режиссер и актер Амаду Мамадаков порадовал нас в этом году очередной постановкой, премьера которой состоялась на сцене Национального драматического театра
им. П. В. Кучияка. Амаду поставил этот спектакль специально к 60-летию известного алтайского актера Евгения Васильевича Папитова. В основу сценария легла пьеса «Лодочник» молодой украинской писательницы Анны Яблонской. Постановка вышла в двух вариантах: на русском и алтайском языках. Перевод сценария на алтайский язык осуществил Николай Багыров, а декорации к спектаклю были созданы художниками Валерием Тебековым и Вячеславом Ойношевым.

– У Вас состоялась премьера спектакля… Почему Вы выбрали именно этот материал?
– Я в течение пяти лет искал алтайский материал и не смог найти.
– Какие были критерии?
– Игровые… Искал темы, созвучные моим мыслям, моему мироощущению. Такого материала не было. Если был какой-то фольклор, рассказ, сказка, то они не подходили законам театра.
– Может быть, сценариста нет?
– Может быть. Драматургов нет, которые могут все это переписать. Темы нет хорошей. Все на уровне колхозов, совхозов. Современной актуальной темы нет.
– Как восприняли эту постановку актеры и зрители? Какие были отзывы?
– Пока хорошие. Все немного шокированы. Главное – получили эмоции. Начали после просмотра анализировать. Это то, чего я хотел добиться.
– Чего именно?
– Чтобы люди шли после спектакля, обсуждали и думали.
Мой брат, к примеру, рассказывал, что, когда буддист (персонаж спектакля – А.К.) начал говорить, он, услышав что-то одно, стал задумываться, а тот уже следующую порцию информации закидывает. Брат не успевал воспринимать, но, по крайней мере, по его признанию, его зацепило, и он пошел дальше об этом думать.
– О чем хотели заставить зрителей задуматься?
– О том, что, кроме материального, есть другой мир.
– То есть, Вы сами начали на эту тему задумываться?
– Конечно.
– В связи с чем это произошло? Может быть, это возрастное?
– В связи с деятельностью активистов ак дьан. Среди них есть мои родственники. Я спрашивал: что у вас там за противостояние идет? Они пытаются мне это обяснить, но природа конфликта мне не до конца ясна.
– Вы начали этот диалог?
– Мы совместно его начали.
– Наверняка обратились к ним за сюжетной подсказкой?
– Да. Я как раз тогда, пять лет назад, думал о пьесе и просил их рассказать о потустороннем мире. Они говорят, что информации мало. Не знаю, где она.
– Вы хотели поднять тему жизни и смерти?
– Да. Тему перехода. На самом деле был один алтайский сюжет, который мне понравился, но потом понял, что там не хватает диалогов. Их надо было писать. Это целая большая история, а мне некогда. Начал понимать, что мне нужна примерно такая история, где алтаец попадает в какой-нибудь из этих потусторонних миров. Хотел найти такую историю. Поэтому начал спрашивать и у ак дьановцев, и у других, есть ли какая-то такая история с подробностями… Потом я понял, что это есть в религиозных книгах, начал копаться, и стало ясно, что там все переписано из других источников. Да, есть религиозность, есть сюжетные линии…
– А здесь все сошлось…
– Да. Здесь герой – простой человек, без религиозной принадлежности и фанатизма, тут через юмор есть возможность о серьезном поговорить. Когда я прочел «Лодочника», то понял, что автор коснулась этой темы. Жанровость есть, в то же время, все юморно и современно.
– А актуальные темы, такие как гендерность и тому подобное, Вы сами добавили?
– Это все сам. Самоубийцу и гендерные вещи, монолог йога, вторую линию самоубийцы, а также писателя, когда он попадает в верхние миры – сам. Полспектакля – сам. Но чтобы все это вложить в уста актеров, естественно, я должен был весь этот материал найти, скомпоновать и логически более-менее разложить.
– В спектакле есть «интересные» моменты, в том числе, нецензурная лексика. Он идет как 18+?
– Возрастное ограничение есть, но мы хотим его спустить. Смягчить кое-где. Мат в спектакле практически один раз звучит. Ничего больше такого запрещенного в нем нет.
– Как наш театр встретил идею этой постановки?
– Очень настороженно.
– Почему?
– Не знаю… Они, видимо, испугались, что я выкину что-нибудь эдакое… Но это же искусство, чего бояться, это же эксперимент. Ну давайте тогда ставить колхозы-совхозы…
– Тем более, что сейчас все современное искусство – на грани…
– Оно еще хлеще бывает. Много есть таких пьес, к которым наш менталитет не готов и не привык. Это смягченный материал, если бы я показал, как на самом деле написано, тут бы все лежали… Поэтому я просто пожалел зрителя и руководство театра, чтобы они нагоняй не получили (смеется).
– Другими словами, Вы готовите нас к новым постановкам, в более современном духе?
– Если найдется алтайский материал. Мы с Женей Папитовым его искали, честно говорю.
– На сцене театра Et Cetera (где работает Амаду – А.К.) «Лодочник» тоже шел, насколько я знаю…
– Он до сих пор идет. Там все женские роли играют мужики.
– Вы там не играете?
– Нет. Там все артисты ждут, чтобы я им видео со спектакля показал. Спрашивают: слямзил? Я им отвечаю: ага, счас, вам только дай повод – слямзи, вы ж меня разорвете… Я сознательно ушел от их варианта, все покромсал, только сюжетную оставил. Все остальное – мое.
– Когда Вы в наш театр пришли с этой идеей, можно сказать, что Вам пошли навстречу, да?
– Да.
– Почему Вы на двух языках решили ставить этот спектакль?
– Потому что на гастроли по деревням надо ехать.
– Но ведь там могли и русским языком ограничиться?
– Алтайский язык дополнительный объем дает.
– А один состав играет?
– Да. Смерть играют два состава (этот персонаж играют два разных актера – А. К.). Интересно все это изучать, конечно. И не все готовы воспринимать…
– Да, мне рассказывали, что кто-то из зрителей говорил о том, что не понял, о чем вообще шла речь… Как я поняла, пройдя всевозможные перипетии, пережив катарсис, изначально грешный герой обрел благодаря силе любви и себя, и семью – полную чашу. Хоть в жизни и не так обычно происходит.
– Идти в другой мир и забирать кого-то – много есть таких историй. Это и Данте, и Маадай Кара – о том же.
– Получается, Вы очень много всего собрали здесь… Все, что Вам было интересно…
– Да, все, о чем я в данный момент думаю (на самом деле – это маленький процент) и так, чтобы это было доступно зрителю. Как ты объяснишь, как устроена Вселенная? Это читать надо целую лекцию. Какие есть существа, сколько существует параллельных миров, адовских планет… Никто же не поверит этому.
– Я, кстати, при просмотре не вспомнила ни о Данте, ни о Маадай Кара. А кто-то из зрителей их упоминал?
– Да. Ведь это классические сюжетные линии. Любой молодой драматург опирается на хорошие сюжетные линии, просто свой язык туда добавляет.
– Некоторые зрители не поняли, почему главный герой был в образе Чаплина…
– Потому что Женя (Папитов – А.К.) – Чарли Чаплин наш алтайский.
Вообще для актера на юбилей сыграть Чарли Чаплина – вершина… Калягин (художественный руководитель тетра Et Cetera) обожает Чарли Чаплина, постоянно ищет, где бы можно было использовать его образ.
– А в чем заключается гений Чарли Чаплина?
– Это высота актерской игры. Играть немое, комедийное о чем-то трагичном. Играть без слов, со всеми трюками, со всем, чем можно. Сам себе режиссер, сам сценарист, сам актер – это высота и всемирная слава.
– Но здесь слова были.
– Неважно. Это вершина актерской игры и мастерства в мире профессиональных актеров.
– Это была Ваша инициатива – подарить актеру этот образ.
– Да, конечно. Он с начала до конца спектакля не уходит со сцены, юбилейный спектакль должен быть именно таким. Поэтому эта роль подошла.
– Бенефис, да?
– Конечно. Плюс, к тому же, он как актер должен тянуться к какому-то образу. Он всевозможных «тастаракаев» уже сыграл. Что ему еще предложить? Чтобы он не просто алкоголика играл. К Чарли Чаплину можно тянуться.
– Евгений Папитов – Ваш любимый актер среди алтайских, насколько я знаю…
– Да. Он – человек-загадка.
– Думаю, эта роль была сюрпризом для него.
– Да, это подарок на юбилей. Я хотел сделать ему юбилейный спектакль. Одновременно, чтобы и театру это было интересно, и чтобы в то же время они могли ехать на гастроли – чтобы этот спектакль сразу разные выполнял функции, чтобы у каждого была роль, был состав, чтобы он был игровой, комедия.
– Вы довольны тем, что получилось?
– Да. Я хотел этот спектакль в любой другой республике поставить. Даже в Москве хотел поставить. Но не стал этого делать. Ждал этого момента. С этим спектаклем можно и на фестиваль ехать.
И я понимал, что этот материал только для Алтая подойдет. Вот эта буддийская философия, тем более. Раз у нас раздрай идет религиозный, религиозную тему в любом случае нужно поднимать, нужно в этом разбираться. Очень рад, что буддисты пришли. И священнослужитель был (православный – А.К.). Интересно было, когда один человек сказал, что «я с интересом наблюдал за этими двумя религиозными людьми, как они реагируют». К православному после спектакля подошла женщина и спросила: «Почему Вы не ушли?» Он ответил: «А почему я должен был уходить?»
«Ну вы же конкурирующие…» Священник ответил, что «все об одном и том же, о духовном, в любом случае». Он, оказывается, с любопытством постановку посмотрел. А человек, задавший вопрос, разочаровался, он другой ответ хотел услышать. Он изначально ожидал, что религиозный деятель уйдет…
– Как думаете, что в этом спектакле больше всего затронуло людей?
– Не знаю. Наверное, каждого – что-то свое. Кого-то особенно тронула Арунай (актриса Арунай Тазранова – А.К.) и тема ребенка. Говорят, что у некоторых зрителей она вызвала слезы. Кого-то монолог самоубийцы заставил прослезиться.
– Амаду, как давно Вы уже присматриваете за ребятами, которые от нашей республики отправляются учиться в Щепкинское театральное училище?
– Третья студия (третья группа студентов из РА – А.К.) ведь не вернулась… Все в Москве остались. Может быть, если бы создали условия, например, создали русскую труппу, то результат другой был бы.
– Уже довольно много времени прошло с тех пор, как первая труппа вернулась домой. Мне показалось, что Вашим бывшим протеже было приятно с Вами работать. Наверное, Вы со времени их отъезда еще больше опыта работы в искусстве набрались. Все-таки, Москва – центр, там постоянно много всего происходит в сфере культуры.
– Они знают мой стиль работы. Тема для них была немного сложновата.
– Наверное, столичные манера работы и отношение отличаются от привычных нам? Мы ведь, как ни крути, глубинка… Возможно, немного отстаем?
– В этом смысле, тут проблем нет. Неважно, где талантливый человек находится. Я, как режиссер, работаю с вообще не профессиональными людьми, людьми с улицы. Занимаюсь с ними актерским мастерством, тренинги провожу. Я и с еще более кондовыми людьми работаю. С ними можно работать на «раз» (щелкает пальцами – А.К.), если ты точно знаешь, что от них хочешь – они все сделают. Бывает, что режиссер говорит: «Не знаю, что, но придумайте что-нибудь». Это происходит часто. «Вы сделайте этюды, а я выберу». Есть режиссеры из категории: «Стоп. Начали». И актер сам все делает. Так работать очень удобно режиссеру. Я таких режиссеров не люблю. Я сам, как актер, постоянно мучаюсь с такими режиссерами, которые сами ничего не знают: «ты же – актер, фантазируй, сделай что-нибудь». Думаю: ты режиссер, ты мне скажи, что нужно – я сделаю. Если ты сам точно знаешь, что нужно – я сделаю. Я – профессионал в этом смысле. Не надо мне вот этого: «я как художник просто буду наблюдать за тем, как вы работаете». Это плохо. Когда еду ставить спектакль, я точно знаю, чего хочу. Знаю по миллиметрам какая музыка будет звучать здесь, здесь какой звук, по минутам знаю… Как в фильме раскадровку делаешь – это помогает. Просто схему берешь эту, в голове держишь, приходишь и чик-чик-чик быстро делаешь. Некогда сидеть фантазировать. Фантазируй у себя дома. Тут люди работают, ты отнимаешь у них время.
– Я хотела сказать, что, по-моему, для актеров, работавших с Вами над этой премьерой, это было что-то новое, свежее дуновение ветра… И в плане темы, и в плане отношений, и в плане игры.
– Конечно, новое и свежее во всех этих смыслах. Они сами с удовольствием с утра до ночи со мной проводят время.
– Вы, помнится, говорили, что с ними очень легко работать.
– Да. Они ведь профессионалы.
– Есть и природная органика у них, правильно?
– Да. Наш алтайский талант. Они как кошки. Актерский талант, он либо есть, либо нет. Он никуда не денется. Актер уже школу прошел, все. Он знает, что такое щепкинская школа.
– Наверное, наша алтайская связь с природой помогает?
– Да. Все уже есть. Надо просто уметь с этими людьми работать. Получается, они – инструменты: скрипка, труба и так далее. Если я прихожу и не умею играть, если я нот не знаю, то и они не умело будут играть.

Ак-Санаа КЫДЫЕВА