Алтайдын Чолмоны

«Мы умирали в огненном кольце…»

26.05.2023

Мы — не пехота,
И не солдаты.
Мы — штрафные души,
Мы — штрафная рота.

* * *

Хочу написать две истории, рассказанные отцом. Раньше про этих людей, которые воевали в штрафных ротах, не писали и не говорили. Их как бы и не было, хотя они внесли свой вклад в общее дело Победы. По разным причинам эти люди попадали в штрафные роты и воевали, как мой отец. Искупая свою вину кровью, они также приближали победу над врагом.

Мой отец, Николай Кыпчакович Озочинов, из рода кыпчак, родился в 1926 году в селе Тюгурюк Усть-Коксинского района, умер в 1985 году. Он с боями прошел всю Европу.

Победу встретил на территории Германии. С первого и до последнего дня участвовал в разгроме японской армии на востоке. Я не буду называть названия сел, городов, рек, где участвовал в боях отец в первый год на фронте в составе штрафной роты. Он награжден двумя орденами Славы и орденом Отечественной войны 1-ой степени.

Геннадий КЕБЕКОВ,
Онгудай

* * *

Когда началась война, я был заключенным. Сидел в Колымских лагерях. В конце 1942 года к нам в зону приехали офицеры НКВД. Они набирали людей на фронт, тех, кто хотел искупить свою вину кровью. Брали только тех уголовников, кто сидел по самой тяжелой статье. Я был в числе таких добровольцев. Нас привезли в Омск. Там отделили тех, кто до заключения служил в Красной армии. Через час их увезли дальше. Остались те, кто не подошел по возрасту. Зимой учили копать окопы, стрелять, прыгать с парашютом, ходить строем. Попали мы в авиационную часть. Нам сказали, что будем летать в бомбардировщиках штатными воздушными стрелками. Когда закончились ускоренные курсы обучения, ночью снова пришли офицеры НКВД. Они приказали нам снять ремни и сапоги. С шапок снимали звездочки. Принесли в казарму обутки-ботинки. Один из сержантов показал, как одевать и обматывать вокруг голени обмотки. Когда обулись и построились, один из офицеров прочитал нам приказ №227. Он сказал, что с этой минуты мы штрафники. Мы должны были беспрекословно исполнять все приказы, к командирам обращаться «гражданин начальник», за неисполнение приказа — расстрел на месте. Сказали, что повезут нас на Украину. Это было 4 февраля 1943 года, а 5 мая 1943 года мне исполнилось 17 лет.

В первое время на фронте было очень тяжело, не хватало оружия. Во время атаки на 2-3 человека была одна винтовка со штыком. Командирами у нас были кадровые офицеры-штрафники. Также было много фронтовиков, по разным причинам оказавшихся в штрафных ротах. Во время атаки нам запрещалось кричать «За Родину!», «За Сталина!».
При любой атаке штрафники несли огромные потери. Нас бросали на самые опасные и тяжелые участки. Мы всегда шли впереди войск, прокладывая дорогу. Когда шли в атаку, то кричали: «Двум смертям не бывать, одной не миновать! Вперед» Ура!». К этим словам прибавляли два крепких русских словца. Во время атаки штрафникам назад дороги не было. Солдаты смотрели на нас из окопов. Они знали: в атаку идут штрафники-смертники. Они видели, как мы умирали на минных полях, как расстреливали нас немецкие пулеметчики, как бомбила авиация. Единственными свидетелями наших смертей и подвигов были фронтовики. Они знают, что означает слово «штрафник». Если во время атаки мы останавливались, то нам в спину стреляли солдаты НКВД. Мы умирали в огненном кольце.

Во время атаки взрослые русские мужики хватали меня за шиворот и толкали назад, за свою спину. Они говорили: «Куда, сынок, вперед батьки в пекло лезешь? Успеешь еще!». Эти люди о своей жизни не думали, они жалели меня. Я был небольшого роста и мне было 17 лет. В составе штрафной роты я прошел дорогой смерти. Смерть ходила за нами как тень и как я остался жив, до сих пор не понимаю. Много было случаев, когда за два часа атаки от батальона не оставалось в живых ни одного штрафника.

Расскажу историю про цифру 7.

Однажды нам приказали занять передовые окопы немцев, любой ценой выбить их и держать до прихода нашей пехоты. Немцы по ошибке бомбили свои окопы. Мы бежали по воронкам от бомб и снарядов, там мин было меньше. От взрыва их выбрасывало или они взрывались от детонации. В этой суматохе мы, семеро, до того разбежались, что проскочили все немецкие окопы и оказались у них в тылу. Тогда мы не знали, что в этот день от нашей роты в живых остались мы — семь человек. Отстреливаясь, набрели на старые окопы. С нами был один казах, у него был немецкий автомат с одним патроном, больше ни у кого патронов не осталось.

На седьмой день утром услышали лай собаки. Когда выглянули из окопов, то увидели огромную немецкую овчарку, которая бежала по нашему следу. По следу овчарки у первого немца шла небольшая собачка-такса. Фашистов тоже было семь. Все были с автоматами, между собой они очень громко разговаривали. Когда овчарка прыгнула на нас в окоп, казах застрелил ее. В этот же миг мы с криками выскочили из окопов и навели на немцев оружие. Они упали на колени и подняли руки. Мы их связали. Первым делом обыскали их ранцы в надежде найти что-нибудь съедобное. Но кроме вина ничего не нашли. Все семеро немцев были пьяными. Наше счастье, что мы взяли их в плен, не то нас расстреляли бы как дезертиров. Мы ошкурили собаку и ели мясо сырым.

Однажды осенью нашему батальону приказали взять мост через реку. По этому мосту должны были пройти наши войска. Сказали, что в атаку пойдем в обед, в это время немцы отдыхают. Наша артиллерия открыла огонь по окопам немцев, охранявших мост. Через некоторое время наш батальон пошел в атаку. К вечеру мост мы взяли. Следом пришли саперы. Они сказали немцы не смогли взорвать мост, так как артиллеристы порвали провода от мин. В живых от батальона осталось всего 12 человек. Идти в атаку всегда было страшно. Но еще страшнее смотреть, когда свои расстреливают своего. Утром через мост первыми проехали кавалеристы, человек 500 на лошадях. Проезжая мимо нас, они остановились. Солдаты из заградотряда навели на них свое оружие. К нам подъехал пожилой человек в звании полковника. Он спокойно сказал офицеру НКВД, чтобы он дал команду своим солдатам опустить оружие и спросил, кто у нас старший. Наш командир был ранен. Он назвал себя. Полковник распахнул свою бурку и стал доставать папиросы. Мы увидели, что грудь у него была вся в орденах. Он позвал нашего командира: «Подойди ко мне, сына» и дал ему закурить. В это время все кавалеристы стали соскакивать с лошадей. Они давали нам махорку, хлеб, спирт. Их санитары перевязали наших раненых. Полковник обратился к своим кавалеристам: «Смотрите, хлопцы, на этих солдат. Запомните, сегодня многие среди нас остались в живых благодаря этим настоящим солдатам, которые ценой своей жизни проложили нам дорогу, дорогу к победе над фашизмом».

Слова этого пожилого человека согрели наши гаснущие сердца. За многие месяцы мы впервые почувствовали себя людьми.

К нам, штрафникам, очень хорошо относились солдаты-пехотинцы. Помню, мимо нас проходил пехотный полк. Мы, человек двенадцать, оборванные, грязные, окровавленные стояли на обочине дороги. Офицеры этого полка, несмотря на присутствие высокого начальства из заградотряда, проходя мимо нас, отдавали нам, штрафникам, честь. Это было для нас высшей наградой, мы смотрели на них и плакали.

Первый орден Славы я получил в штрафной роте. Этот орден для штрафника считался высшей наградой. К наградам нас предоставляли офицеры НКВД. Носить эту награду мы имели право только тогда, когда, искупив вину, служили в строевой части. В войсках этот орден давали за три подбитых танка или за один сбитый самолет. Цена этому ордену в штрафной роте была в три раза выше и заслужить ее было в три раза тяжелее.

В одном из боев мне в живот попал небольшой осколок снаряда. Я радовался, что меня ранило. Это означало, что я искупил вину кровью и меня зачислят в строевую часть. И еще, я все-таки остался в живых.

Меня перевели в авиационную часть. Я был воздушным стрелком, мы летали на бомбардировщиках. Второй орден Славы мне вручил наш командир трижды Герой Советского Союза Покрышкин. Во время вручения ордена он спросил откуда я родом. Я сказал, что с Ойрот-Туринской области. Он на виду у всего полка стал обнимать меня, сказав, что мы земляки. Сам он был с Новосибирска.

Осенью 1945 года нас с востока перебросили на запад. После войны я снова попал на Украину, откуда начал свой боевой путь. Отслужив, вернулся домой в 1951 году».

«АЧ», приложение «Родник», 28.04.2005
Фото из открытых источников