Алтайдын Чолмоны

Воспоминания о первой алтайской актрисе

01.04.2022

В историю отечественного кинематографа вошел фильм «Одна», снимавшийся в 1929-1930 годах в Ойратской, как тогда принято было писать, автономной области. К счастью, эта кинолента практически целиком сохранилась (утрачена была во время блокады Ленинграда только 6-я часть), и найти её для просмотра в интернете не составит труда (в отличие от снимавшегося здесь же в 1924 г. Александром Разумным фильма «Долина слез», утраченного безвозвратно).

Яйхан

Она родилась в мрачной дымной юрте. Росла в глухой тайге, окруженная тяжелыми соснами и кедрами. Зимой выли голосистые ветры, придавливая дым от костра к полу, не давая вырваться на волю. Девочка плакала горючими слезами от синего тумана, щипавшего глаза. Потом привыкла, считая, что других домов не бывает.
Весной бегала среди невиданных ярких цветов. Первыми её друзьями были веселые жеребята.
И вот она выросла.
Черноволосая, с яркими темными глазами. С удивительным цветом кожи. С зубами, будто сделанными талантливым ювелиром. Улыбчивая, смешливая, доверчивая и чистая.
Среди нас она появилась внезапно и сразу стала близкой и какой-то своей.
Нашей группой был брошен клич, что нужна самая красивая девушка в округе. Беспроволочный телеграф сработал безотказно, и однажды к нам во двор ввалилась веселая компания ойротов на лошадях. Впереди была девушка.
Мы долго молча и восторженно её разглядывали. Ничего подобного в этой угрюмой тайге мы не ожидали встретить.
Девушка лихо спрыгнула с коня и в мягких сапожках твердо вошла в избу.
Длинные косички, замшевая шапочка, отороченная соболем, великолепный национальный зипун, застегнутый на золотые пуговицы тончайшей работы с коралловой серединкой. Блестящие, чуть раскосые глаза. Сверкающая улыбка. Красивые руки с тонкими длинными пальцами. Удивительной формы розовые ногти, не видавшие никогда маникюра.
Первое, что ей бросилось в глаза, – это моя игрушка, глупый Микки Маус, сделанный из щетины, которого я всюду с собой таскала. Несмотря на кажущуюся смелость, Яйхан вскрикнула и хотела бежать. Но сразу успокоилась, как только увидела, что я это «чудовище» спрятала под кофту.
Когда мы с ней встретились, ей было лет восемнадцать. Но она была так наивна, что казалась совсем ребенком. Нежная, мягкая, как котенок. Доверчивая.
Она впервые увидела городскую женщину, и это её потрясло. Я казалась ей существом из другого мира. Она была потрясена тем, что я много читаю. Что сплю на белых простынях. Чищу зубы. Что я на равных разговариваю с умными, серьезными мужчинами.
Она верила мне во всем. Если б я ей сказала, что по пожарной лестнице можно влезть на небо, разубедить её уже никто не смог бы.
Путешествовали мы с ней по всему Алтаю. Зная свою страну, она её боялась. Боялась шайтанов, боялась колдовства, боялась шаманов. Во всем ей мерещилось что-то страшное, сверхъестественное. Зимние ветры, сказки стариков и суеверия, в большинстве своем жестокие, сделали свое дело.
Попав к нам, она особенно боялась остаться одна. В помещении или во дворе – все равно. Она верила в то, что в этот момент «кто-то» воспользуется её одиночеством и проклянет её или унесет за связь с людьми из другого мира, да еще не верящими в её богов.
Вздохнула она свободнее, когда мы привезли её в Ленинград. Не было леса. Не было шаманов. Хотя одного мы привезли с собой, чтоб снять его в павильоне.
Этого шамана Яйхан не боялась. Раз он приехал в этот мир, это был уже безвредный шаман. Соприкоснувшись с городом, он, по её мнению, потерял свою силу.
«Безвредным» шаманом был тот самый Петух, о котором я уже рассказывала. Так вот этого Петуха, уже пожилого человека, не верящего ни в черта, ни в бога, в качестве актера мы привезли с собой.
Это был невзрачный, тощий человек. Все лицо его было покрыто морщинами-складками, из которых не вымывалась вековая копоть. Из-под нависших бровей зорко мигали лукавые и хитрые глаза.
В жизни он ходил в одежде, которая, казалось, сделана неопытным костюмером, решившим показать бедность персонажа. Одежда состояла из заплат и дыр. Первоначального материала не было видно. Шапка с вылезающей клокатой шерстью и подвязанная веревкой обувь дополняли картину.
Всегда пьяный и слишком словоохотливый, он являл собой очень неприятное зрелище.
В гостинице то ли из экономии, то ли из-за того, что не было свободных номеров, его поселили на пару с Яйхан.
Через день Яйхан пришла на студию в слезах:
— Он к мине пристает! Она полохо пахнет. Я с ним одна комната жить нельзя…
Почесав свою мудрую голову, директор все-таки расселил их по отдельным номерам. Все были счастливы. Яйхан была горда своим «царским» помещением. Вскинув голову, она ходила по гостинице, а за ней следовала влюбленная свита из мужского персонала. Особенно печалился маркер с грустным длинным носом.
Петуха все сторонились.
Во время съемок камлания наши алтайские девчонки, Лизка и Манька, прижавшись друг к другу, забивались куда-нибудь в дальний угол и оттуда сверкали испуганными глазенками. Яйхан сидела с каменным лицом и только иногда произносила непонятные, но явно бранные слова. Она его презирала.
За что? Я не могла от неё добиться объяснения. Может быть, за то, что он продал свою веру. А может, было и что-нибудь более глубокое.
Как кончается всё, так и кончились съемки в Ленинграде, и мы опять отправились на Алтай снимать зиму, где, по сценарию, были основные сцены.
Петух после поездки в центр стал модным шаманом, Лизку и Маньку взяли на воспитание местные власти. Яйхан осталась с родителями.
Долго не могла я забыть её дрожащие губы и мокрые глаза, когда она обнимала нас в последний раз. Ей показали совершенно иной, неизвестный мир. Мир, сияющий огнями, витринами. Наполненный веселой шумной толпой. А потом вдруг привезли в дикий, недобрый, пустой лес и бросили.
Несмотря на то, что Яйхан оставалась среди своих, она оставалась одна.
Вероятно, с нашей стороны это было жестоко. Но другого выхода у нас не было.
Прошло время. Мы уже заканчивали «Одну», когда неожиданно на пороге появилась женщина, незнакомая, но очень кого-то напоминающая. Только она заговорила, как я узнала Яйхан. Но не ту Яйхан из алтайской сказки, а новую, странную Зою – так она себя называла. Уродливая модная шляпка, пальто, сумочка, перчатки – все издевалось над ней.
Все равно это была моя Яйхан, и мы кинулись друг к другу в объятия. Она плакала, гладила меня и все повторяла:
— Мама… мама…
Вероятно, в её понятии это слово означало гораздо больше, чем просто «мать».
Я с трудом выяснила у неё, как она попала в Ленинград.
Она долго и подробно объясняла, как её вызвали сниматься в какой-то национальной картине. Еще дольше и подробнее рассказывала, как и на каком поезде ехала, с кем познакомилась.
Долго я её расспрашивала, как же она собирается жить дальше. Как у всех очень наивных людей, где-то глубоко у неё была спрятана хитринка. Иногда эта хитринка мелькала в глазах. Иногда проскальзывала в интонации.
Я поняла, что она до конца не хочет быть откровенной со мной.
Но мне показалось, что я угадала: она приехала совсем и не хочет мне в этом сознаться.
Потом она исчезла опять. Мы не виделись довольно долго. Когда уже в Москве я снова её увидела, с ней опять произошла метаморфоза.
Это была уверенная в себе, веселая, красивая, хорошо одетая, ухоженная женщина. Немного монголовидные глаза и сверкающая улыбка придавали ей удивительную прелесть. Это была женщина, при виде которой на улице все оборачивались.
Но моей прежней Яйхан не было.
Та, другая, которую я знала, осталась в глухой тайге, в глубоких снегах, среди низкорослых лошадок. И её соболья шапочка, и её косички, и её наивность – все осталось далеко.
Она вышла в Москве замуж за очень хорошего человека. У неё растет сын. Она читает и пишет. Она многому научилась.
Только разговорный язык остался почти такой же, как у милой моему сердцу сказочной Яйхан.

«Одна» – первая в истории «Ленфильма» звуковая лента, создатели которой Георгий Козинцев и Леонид Трауберг основную часть съемок провели в экспедиционных условиях. Первоначально база кинематографистов располагалась в Аносе, где и произошла встреча ленинградской киногруппы с Тяйхан Духановой (будущей первой алтайской киноактрисой Элианой Дугиной).
Предлагаем вашему вниманию воспоминания о встречах с Тяйхан актрисы Елены Кузьминой, сыгравшей главную роль в этом фильме. Елена Александровна Кузьмина (1909 -1979) – популярная советская киноактриса, лауреат трех Сталинских премий (1946, 1948, 1951 гг.), тогда только начинала свою карьеру, и впечатления о поездке в далекую Ойротию ярко отложились в её памяти. Полностью прочитать её мемуары об этих съемках вы можете в книге «О том, что помню» в Национальной библиотеке имени М. В. Чевалкова, заказав единственный имеющийся в фонде экземпляр этой книги в любой из наших читальных залов.
О фильме «Одна» есть замечательная статья киноведа, доктора искусствоведения Неи Марковны Зоркой «Одна» на перекрестках», опубликованная в журнале «Киноведческие записки», № 74, 2005 г. (архив журнала доступен в интернете: http://www.kinozapiski.ru/ru/no/sendvalues/25/).
Киновед приводит очень интересный факт из истории кинопоказа фильма «Одна»: в 2003 г. во Франции (в Сорбонне) этот фильм демонстрировался в сопровождении оркестра Амстердамской консерватории, исполнившего музыку к ленте, написанную Дмитрием Шостаковичем (первоначально фильм снимался как немой, и музыка была важной составляющей кинообраза), при этом музыка к утраченной 6-ой части звучала на фоне черного экрана, – парижане были в восторге.
Для любителей истории кино заметим, что копии сценариев фильмов «Долина слез» и «Одна» имеются в тематическом собрании «Из истории кино на Алтае» Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая (ГМИЛИКА, г. Барнаул, ул. Л. Толстого, 2).
Фрагмент мемуаров Е. А. Кузьминой «Яйхан» печатается по изданию: Кузьмина Е. А. О том, что помню. 2-е изд., доп. –
М.: Искусство, 1989. – С. 239-242.

Т. Шастина, методист
Национальной библиотеки имени М. В. Чевалкова.