Алтайдын Чолмоны

Сергей Шойгу рассказал, как спасали российскую армию

27.09.2019

«Это первое развернутое интервью, которое я даю за семь лет!» — сказал мне министр обороны РФ, Герой России, генерал армии Сергей Шойгу перед началом нашего почти двухчасового разговора.

Все мы помним, на каком эмоциональном фоне осенью 2012 года Сергей Шойгу был назначен на должность руководителя российского оборонного ведомства. И все мы знаем, какой длинный, нелегкий и тернистый путь наши Вооруженные силы прошли за этот крошечный с точки зрения истории период. Сегодня армия — это больше не «больной человек» российского общества и не предмет язвительных насмешек со стороны иностранцев. Сегодня армия России вернула себе уважение — и со стороны друзей, и со стороны потенциальных и реальных врагов.

— Сергей Кужугетович, я принадлежу к той части граждан РФ, которые живут под девизом «лишь бы не было войны». А боится ли войны министр обороны России?

— Конечно, война — это страшная вещь. Я так говорю потому, что очень хорошо знаю, что это такое. Впервые столкнулся с войной в 1992 году, когда было поручено создать миротворческие силы в Южной Осетии. И мы это сделали. Осетино-грузинский конфликт стал первой войной на территории бывшего Советского Союза, которая была быстро и успешно остановлена. Потом были Абхазия, Приднестровье… Там тоже удалось развести стороны и остановить боевые действия и вывезти огромное количество наших соотечественников. А ведь там шли практически полномасштабные войны.

Сюда надо добавить еще Боснию и Герцеговину, другие конфликты в бывшей Югославии, войну в Афганистане. Имея возможность видеть все это изнутри в течение многих лет, я убежден: безопасность страны зависит в первую очередь от того, насколько сильна ее армия и насколько она в состоянии защитить свою страну. А еще — от уверенности граждан в своей армии.

Естественно, я такой же, как и вы, сторонник того, чтобы не было войны. Но чтобы ее не было, наша армия должна быть очень сильной, хорошо вооруженной и оснащенной и, что особенно важно, внутренне готовой защищать свою Родину.

— Сколько я себя помню, считалось: наша армия — это государственный институт, который находится в наиболее глубоком, системном, можно сказать, даже безнадежном кризисе. А потом вдруг в какой-то момент в общественном сознании что-то щелкнуло, и все изменилось словно по волшебству. Как Вы можете это объяснить?

— Возрождение армии не было моментальным. Началось все с осознания ее плачевного состояния в 1999 году, после вторжения бандформирований Басаева и Хаттаба в Цумадинский и Ботлихский районы Дагестана. И тогда председатель правительства Владимир Владимирович Путин, при ограниченных на то время наших возможностях, начал принимать принципиальные решения по реформированию наших Вооруженных сил. Дальше были события уже 2008 года — вероломное нападение грузинских войск на Южную Осетию, гибель под огнем грузинских «Градов» наших миротворцев и ответные действия группировки российских войск по принуждению Грузии к миру. В дальнейшем по результатам анализа этой операции были приняты системные решения в области военного строительства. Прежде всего, по формированию и финансированию новой государственной программы вооружения.

Вопросы строительства и подготовки Вооруженных сил, оснащения современным оружием и развития оборонно-промышленного комплекса находятся на постоянном контроле у нашего президента. Начиная с 2013 года, как бы ни был насыщен рабочий график, президент осенью и весной заслушивает в Сочи руководящий состав Вооруженных сил, представителей ОПК и профильных руководителей в Правительстве РФ по всем аспектам военного строительства и обеспечения военной безопасности страны.

Поэтому никакого волшебства не было. Были большие и не очень большие, заметные и не совсем заметные шаги по комплексному преобразованию армии. Нашей ключевой задачей было синхронизировать все аспекты подготовки и строительства войск, включая подготовку профессиональных кадров и поставки современного вооружения. Проанализировали текущие и перспективные угрозы, а также возможности армии защитить от них нашу страну. Разобрались с состоянием войск вплоть до каждой воинской части. И результатом этой сложной работы стала разработка ряда программных документов, в том числе плана обороны.

Дальше началась работа с, казалось бы, лежащих на поверхности вопросов, которые я задавал командирам.

Вопросы эти были простыми и понятными: почему боец должен ходить в баню и мыться один раз в неделю? Почему он должен менять белье только раз в неделю, проводя при этом все свое время с утра до ночи на полигоне? Почему солдатская чайная непременно должна быть в другом конце воинской части и чтобы попить чаю, солдату нужно пройти через плац, рискуя получить при этом пару нарядов вне очереди? Почему стирать портянки и подворотнички или нательное белье бойцы должны в рукомойниках? Разве нельзя во все казармы поставить стиральные машины? И почему вообще в третьем тысячелетии — портянки?

Естественно, смысл реформирования армии заключался не только в улучшении жизни бойцов. У наших действий была еще и жесткая военная необходимость, продиктованная сокращением срока службы по призыву до одного года. Если служба длится только один год, то учеба должна быть более интенсивной. Значит, надо максимально избавить бойцов от выполнения несвойственных задач. Они должны перестать с утра до ночи убирать снег или собирать листья. В пунктах постоянной дислокации должны прекратить ходить в наряды на кухню или заниматься мытьем санузлов допотопными средствами. Осознав все это, мы пошли на то, чтобы за год установить в казармах почти 35 тысяч душевых кабин, 16 тысяч стиральных машин и 21 тысячу пылесосов. Купили самую современную технику для влажной уборки и организовали питание по системе «шведский стол». Разработали, заказали производство на отечественных предприятиях и выдали всем военнослужащим удобное и качественное полевое и повседневное обмундирование из современных материалов. Наличие такой техники там, где раньше всегда были лишь швабра и ведро, теперь воспринимается как вполне нормальное и обыденное дело. И так постепенно, постепенно по всем направлениям.

— И ключевым стало возвращение нашей армии реальной боеспособности?

— Все делается ради этого. Прежде всего, мы добились необходимого нам уровня интенсивности обучения подразделений. Сегодня все полигоны загружены более чем на 80 процентов. Это потянуло за собой и необходимость изменить нормативы расхода боеприпасов, который у нас на то время был в разы меньше, чем на Западе. Оставлять его таким означало обессмысливать весь процесс боевой учебы. Детально изучив опыт Советской Армии, нормативы армий западных стран, мы увеличили нормативы по расходу боеприпасов на боевую подготовку в 5 раз. И результат вы видите.

Параллельно с преобразованием самой армии по решению президента выполнялась и программа модернизации военно-промышленного комплекса для переоснащения войск на современную технику и вооружение. И сегодня я уже не сомневаюсь, что уровень оснащенности войск современным вооружением к 2020 году мы доведем до 70 процентов, увеличив его с 2012 года почти в 4 раза.

— Насколько вероятным Вы считаете участие России в каком-либо полномасштабном вооруженном конфликте в ближайшем будущем? И на каких стратегических направлениях России, по Вашей оценке, грозит наибольшая опасность в ближайшем будущем?

— Вопрос, который Вы задали, непростой. Возможно, он не для такого интервью, как наше. Но все же постараюсь на него ответить. Я надеюсь, что о полномасштабной войне сегодня вопрос не стоит. И все риски и последствия, которые повлечет за собой такая полномасштабная война, очевидны каждому. По поводу третьей мировой войны есть очень большое количество самых разных высказываний. Наиболее точным и адекватным из них мне представляется такое: «Я не знаю, какой именно будет третья мировая война. Но я точно знаю, что она будет последней». Однако если говорить о количестве угроз для нашей страны, то их не становится меньше. США уже вышли из двух важных договоров в сфере контроля над ядерным оружием. Пока остался договор СНВ-3, о котором в США тоже идут дискуссии: продлевать его или не продлевать? В результате такого подхода мир становится все более непредсказуемым и менее безопасным. При сегодняшнем уровне информатизации и автоматизации высока вероятность ошибки в системе управления вооружением. Именно поэтому в последнее время на первый план вышли вопросы обеспечения информационной безопасности.

— В Киеве периодически можно слушать угрозы «триумфально въехать в Москву на танковой броне». Есть ли опасность прямого военного столкновения между армиями России и Украины?

— Даже думать об этом не хочу. Очень надеюсь, что у украинского народа и у украинской власти хватит воли, сил и возможностей остудить те горячие головы, которые призывают к подобной глупости и сумасшедшему сюжету. Когда-то экстремистов на Украине все равно придется останавливать. Жаль только, что это не было сделано раньше.

Но вернусь к вашему вопросу. Украинцы — братский народ. Мои родственники по линии мамы — с Украины. Там похоронен мой дед. В Великую Отечественную мама пережила там оккупацию. С Украины мамины братья ушли на фронт. И, кстати, крещен я был в 5-летнем возрасте в одном из храмов города Стаханов Луганской области. И я абсолютно убежден, что с украинским народом мы будем жить в мире и добрососедстве. Время для этого, я уверен, придет.

— Конкретный и приземленный вопрос: светит ли России отмена обязательного призыва на военную службу?

— В принципе это возможно. Но не считаю такое решение правильным. Абсолютно убежден, что какое-то количество военнослужащих по призыву у нас должно быть в любом случае. В любом суверенном государстве помимо действующих военнослужащих-профессионалов должен иметься и мобилизационный резерв из числа граждан. За счет такого резерва в случае угрозы начала войны можно достаточно быстро усиливать Вооруженные силы. Для формирования такого резерва организуется военная подготовка мужского населения.

К тому же у людей есть ощущение причастности к защите своей страны. А если армия будет восприниматься исключительно как один из способов неплохо заработать, этого нравственного стержня у них точно не будет.

Срочная служба, или служба по призыву, — одна из эффективных форм военной подготовки граждан, освоения ими военной специальности прямо в войсках. Ничего в этом необычного и тем более страшного нет. Так было на протяжении всей истории, и не только в России. В Израиле служат все юноши и все девушки! И никто этим не возмущается. Другое дело, что Российская армия и дальше будет неизбежно профессионализироваться. У нас уже сегодня количество профессионалов среди рядового и сержантского состава превышает число тех, кто пришел служить по призыву.

— А изжита ли в армии проблема дедовщины?

— Сейчас в армии просто нет почвы для дедовщины. Есть, конечно, случаи бытового и казарменного хулиганства. При наличии большого желания эти случаи можно поднять на щит и носить по всем сценическим и митинговым площадкам. Мол, смотрите, один солдат ударил другого! Но такие ситуации гораздо более многочисленны среди гражданских лиц в любом городе. Главное в том, что в нашей миллионной армии преступность на порядок, повторю — на порядок меньше, чем в любом городе-миллионнике. И это сухая статистика.

— Говорят, что у Вас много государственных наград. Если не тайна, то сколько именно? И правильно ли я понимаю, что несколько дней назад исполнилось 20 лет, как Вы получили Звезду Героя?

— Много или мало у меня наград — это не мне судить. Вообще, у нас при жизни не принято обсуждать такие вещи. Если я скажу, что наград у меня мало, то все скажут: какой наглец! Если я скажу, что много, люди скажут: посмотрите на него, он хвастается! У меня нет наград «ко дню рождения». Все они для меня очень дороги и почетны. Особо горжусь орденом, которого сейчас уже нет, — «За личное мужество». Горжусь Звездой Героя, которой действительно 20 лет.

У многих моих подчиненных в Министерстве обороны больше наград, чем у меня. И такое положение дел я считаю совершенно правильным. Своевременная и справедливая оценка труда подчиненных — моя прямая обязанность. Но если вас интересует, то за время работы министром обороны я получил две государственные награды и горжусь ими.

— Чем занимается Ваша семья — супруга и дочери?

— Я не сторонник того, чтобы пускать кого-то в свою личную жизнь. И, при всем уважении к Вам, вас я тоже туда не пущу. Скажу лишь то, что члены моей семьи живут вполне нормальной, достойной жизнью, занимаются делом, которое они любят. Конечно, им никогда не было просто. Представьте себе, что за время моей службы одна моя дочь поменяла шесть школ в разных городах, а другая — четыре школы. Говорить о том, что у них была сладкая жизнь рядом с отцом, не приходится. Очень горжусь своими дочерями.

— А правда ли, что Вы ввели в Министерстве обороны «сухой закон»?

— Это сложно сделать в любом министерстве. В моей практике было, конечно, несколько случаев введения «сухого закона». Такие случаи были в Нефтегорске на Сахалине, в Ленске, когда надо было выполнить поставленную президентом задачу по возведению жилья для пострадавших в результате наводнения более чем 40 тысяч человек за 100 дней…

Что же касается Министерства обороны, то я просто не употребляю сам вообще. А оборонное ведомство — это такая структура, в которой берут пример с руководителя. Постепенно у нас все это распространяется на все звенья.

— А какова самая главная мечта министра обороны России?

— Вернуться в Сибирь. Это моя главная мечта. И я убежден, что она будет реализована. Хочу вернуться во времена моей молодости. У меня большая ностальгия по Советскому Союзу — не по каким-то отдельным лозунговым вещам, а по тому настроению, по тому духу, который царил тогда в те времена, особенно в тех местах. Когда в Братске люди стояли часами на морозе, под открытым небом, чтобы послушать стихи Евгения Евтушенко, поэму «Братская ГЭС». Он срывал себе голос, там микрофонов не было, а женщины вытирали слезы… «гордый дух гражданства». Очень часто об этом думаю, очень часто поправляю себе настроение воспоминаниями о тех временах.

В нашей нынешней жизни, к счастью, вновь есть место для реализации таких больших проектов, какими были когда-то Комсомольск-на-Амуре, Красноярская и Саяно-Шушенская ГЭС, Байкало-Амурская магистраль, большие комплексы в Иркутской области, Братская ГЭС. Без реализации подобных проектов сложно прививать молодежи чувство созидания. Вспомните, как искренне люди ехали на все эти стройки!

Я очень хочу вернуться в Сибирь и построить там один, а лучше еще два города! И верю, что моя мечта осуществится!

Михаил Ростовский

«Московский комсомолец»

№28082, от 23 сентября 2019 г.

(Публикуется в сокращенном виде)