Алтайдын Чолмоны

Великая Тартария или Туркестан?

28.02.2020

Радикального пересмотра границ в Средней Азии после распада СССР не было

Советские элиты, после распада СССР оказавшиеся у власти в новообразованных республиках, не были готовы к пересмотру границ.

Когда им требовалось решать непростые экономические вопросы, на первый план вышли другие заботы, нежели перекраивание территорий,

считает специалист по истории Средней Азии Светлана Горшенина.

(Продолжение. Начало в 7 номере)

 «В основе формирования границ в Средней Азии

лежала логика завоевания региона

Российской империей»

На протяжении почти четырех столетий границы региона многократно перекраивались согласно различных идеям и теориям и в соответствии с разнообразными политическими ситуациями. Эти процессы были очень неоднозначные, и я посвятила их анализу отдельную книгу Asie centrale. L’invention des frontires et l’hritage russo-sovitique (Центральная Азия. Изобретение границ и русско-советское наследие), которая была опубликована на французском языке в 2012 году.

Если же очень коротко, то можно сказать, что в основе формирования границ в Средней Азии с конца XVIII до конца XIХ века лежала логика завоевания региона Российской империей. Ее противоречивая, непоследовательная политика опиралась на разнообразные теории, которые то дополняли друг друга, то оказывались во фронтальной оппозиции, то выходили на первый план политических и общественных дебатов, то забывались со вчерашними новостями. Среди них навскидку можно назвать поиски «научных/естественных границ»; идея «цивилизационной миссии»; желание возвратиться к исконной «арийской/туранской прародине»; ощущения существования некоего «печального рока, влекущего Россию против ее воли в сердце Азии»; рассуждения о «самовольстве» российских генералов, падких на медали и охочих до славы; необходимость «защиты от диких кочевников собственных границ/крестьян/переселенцев/городов», перетекающая в необходимость «превентивно-защищающего наступления»; подсчеты будущих выгод — как экономических, так и политических — от захвата Туркестана; муссирование положения о «крайней убыточности» региона; попытки «противостояния британской угрозе»; геополитические спекуляции по поводу важности «завоевания Центра Азии для последующего господства над всей Евразией» вперемежку с мечтами о «третьем Риме» и о «срединном» положении России, накладывающим на нее особую «мессианскую» обязанность по объединению Востока и Запада; проекты вхождения на равных в «клуб великих западных держав», занятых империалистическим разделом мира…

В соответствии с этими теориями и идеями, используя то дипломатические механизмы, как подписание договоров, как, например, с казахскими ордами, то военные захваты, как, в частности, штурм Геок-Тепе, Российская империя продвигалась все далее и далее на юг, вплоть до лимитов, за которыми начиналась сфера британского влияния, символом которых стала Амударья — Оксус древнегреческих авторов.

В ходе этого перманентного движения на протяжении более чем века границы фиксировались в соответствии с разными сценариями.

В отношении трех казахских орд, Бухарского эмирата, Хивинского и Кокандского ханств, на полуофициальном уровне рекомендовалось по возможности четко не фиксировать границы ни в каких государственных документах, оставляя за собой возможность последующего продвижения вглубь территорий. В этом контексте приветствовалось также создание пористых границ, позволяющих русской армии пересекать по своему усмотрению территорию, формально ей не принадлежащую, как то было в 1878 году с Бухарским эмиратом, низведенным до уровня протектората Российской империи.

Собственно внутренние границы созданных в регионе губернаторств (впоследствии краев) — Туркестанского, Оренбургского/Степного, Сибирского — регулярно пересматривались в 1860—1890-е годы в ходе новых завоеваний (так, Кокандское ханство было преобразовано в 1876 году в Ферганскую область Туркестанского генерал-губернаторства, а туркменские территории — в Амударьинский отдел, 1873) и приспосабливались к административным и военным нуждам российских структур (в частности, Закаспийская область и Семиречье входили то в Туркестанское генерал-губернаторство, то, соответственно, в Кавказское наместничество и в Степной край).

Внутренние границы созданных в регионе губернаторств регулярно пересматривались в 1860—1890-е годы в ходе новых завоеваний и приспосабливались к административным и военным нуждам российских структур

«Российская империя была обязана учитывать

позиции западных политических элит»

Демаркация границы с Афганистаном, Китаем и Ираном проходила по правилам, которые в гораздо большей степени соответствовали международным практикам того времени. Российская империя была обязана учитывать позиции западных политических элит, напуганных стремительным расширением российских границ в Азии, которые нередко сравнивали с безудержным расползанием по плоскости масляного пятна. В ходе многочисленных международных переговоров в несколько этапов, с 1864 по 1895 год, опирающихся на работы российско-британских комиссий по проведению границ, последние были более или менее четко зафиксированы, даже несмотря на тот факт, что высокогорные районы Гиндукуша и Памира оставались неизвестны комиссионерам.

Логика формирования границ в советское время была совершенно иная, но и она так же не была единой и сильно видоизменялась от одного периода к другому. Непосредственно после революции 1917 года и до начала 1920 года в регионе одновременно или последовательно было создано множество государственных образований разной политической ориентации и срока существования — от эфемерных Кокандской автономии и Закаспийского временного правительства 1918 года до более стабильных, таких как Туркестанская АССР, на основе которой впоследствии будет реализована вся программа по территориальной реконфигурации региона.

«Границы оставались исключительно

декоративными»

На смену этому мультигосударственному взрыву пришла сначала программа экономического районирования, которая практически не затрагивала территориальных структур Туркестана времен Российской империи, а затем, в 1924 году, национально-территориальное размежевание, преследующие иные цели и принесшее с собой иную риторику и методы создания новых границ — теперь уже национальных по смыслу и антропогеографических по характеру.

Несмотря на то, что этот процесс был в общих чертах завершен к 1936 году, незначительные территориальные изменения были реализованы и в позднесоветское время. При этом по сути границы оставались исключительно декоративными: с точки зрения советских создателей границ, чем более абсурдной казалась линия границ и форма вновь созданных национальных республик (вытянутый Узбекистан с многочисленными анклавами и децентрированной столицей тому яркий пример), тем лучше казался результат национально-территориального размежевания для сосуществования разных народов в рамках Советского Союза.

Создателям границ хотелось верить в то, что подобные нежизнеспособные в «буржуазном мире» государственные территории наилучшим образом подтверждали сам исключительный факт создания государства нового типа — социалистического — и утверждали возможность равноправной интеграции различных территорий с различным этатическим статусом в рамках единой советской страны.

На смену этому мультигосударственному взрыву пришла сначала программа экономического районирования, которая практически не затрагивала территориальных структур Туркестана времен Российской империи, а затем, в 1924 году, национально-территориальное размежевание.

«Каждая из республик стала узнаваемой

в своих границах»

Неожиданное обретение независимости в 1991 году подтолкнуло все республики Центральной Азии к пересмотру статуса границ: из фиктивных они должны были превратиться в «настоящие» государственные границы с пропускными пунктами, нейтральными полосами, таможенной и пограничной службами. Эти трансформации границ были реализованы в первые же годы независимости вплоть до создания герметически закрытых границ между Таджикистаном и Узбекистаном, Узбекистаном и Туркменистаном, в частности с использованием минных полей или прекращением любого транспортного сообщения. Также были пересмотрены и отрегулированы несколько «проблемных» участков между бывшими советскими республиками и их соседями (в первую очередь с Китаем). Другие же еще ждут своего часа вплоть до наших дней, периодически провоцируя взрывы национализма, как то, например, регулярно происходит в Ферганской долине.

Вместе с тем радикального пересмотра границ в Средней Азии после распада СССР не было: советские элиты, оказавшиеся у власти в национальных республиках, не были готовы инициировать подобные процессы, так как, с одной стороны, получив советское образование, они идентифицировали себя с уже существующими территориями; с другой стороны, в момент тяжелого экономического кризиса на первый план вышли другие заботы, определяемые, в частности, страхом перед крепнувшим национализмом и радикальным исламом.

На сегодняшний день каждая из республик уже закрепила за собой определенный статус на международной арене и стала узнаваемой в своих границах, что в принципе исключает какой-либо радикальный пересмотр границ в ближайшее время.